Мытарства – это не наказание Божье за грехи, а последнее лекарство для тех, кто не только отдавался страстям, но и оправдывался в них, не каялся и «достиг» высокого мнения о себе, своих достоинствах, своих заслугах перед Богом и людьми. Мытарства открывают душе её дно. Без этого познания себя невозможно обращение к Христу, принятие Его – то есть невозможно спасение. Как писал святитель Игнатий (Брянчанинов): «Не сознающий своей греховности, своего падения, своей погибели не может принять Христа, не может уверовать во Христа, не может быть христианином. К чему Христос для того, кто сам и разумен, и добродетелен, кто удовлетворён собою, кто признаёт себя достойным всех наград земных и небесных?»[1]
Для души, не выдержавшей «экзамена» на добро, наступают иные, уже тридцатидневные испытания. Начинается прохождение мытарств. О них в житийной литературе говорится значительно больше, чем о созерцании красоты Царства святых. Причина этого, видимо, в том, что число людей, порабощённых страстям, не сознающих своей греховности, признающих себя достойными всех наград земных и небесных, неизмеримо больше, нежели познавших свою греховность, своё падение и смирившихся. Потому экзамен этот и продолжительнее и сопряжён с мучительными переживаниями души. Но в результате здесь открывается душе вся сила зла каждой её страсти.
Все знают, что такое огонь страсти – человек вдруг подчиняется жуткому гневу, похоти, страху, отчаянию! И тогда всё долой: вера, разум, совесть, собственное благополучие. Подобное, только в неизмеримо большей степени, происходит и по смерти. На мытарстве, то есть на испытании той страстью (или страстями), которой человек жил, в которой видел весь смысл своей жизни, – со всей силой вспыхивает её действие в душе. И тот, кто не боролся с ней, служил ей, тот не устоит перед обманом этого демонского искушения. Происходит срыв на этом мытарстве и падение души в бессмысленный и ничем не утолимый огонь горения этой страстью. Ибо если в земных условиях она иногда могла ещё получать себе пищу и успокоение, то там для неё открываются действительно муки Тантала[2].
Мытарств обычно называют двадцать, и начинаются они с самого, казалось бы, невинного греха – празднословия, которому мы обычно не придаём никакого значения. Апостол же Иаков говорит прямо противоположное: Язык – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда (Иак. 3, 8). Святые отцы и даже языческие мудрецы называют праздность и её естественное и обычное проявление – празднословие – матерью всех пороков.
Двадцать мытарств охватывают все категории страстей, каждая из которых включает в себя целое гнездо родственных грехов. Например, воровство. Оно имеет много видов: и прямое, как воровство из чужого кармана, и бухгалтерские приписки, и нецелевое, в своих интересах, использование бюджетных средств, и взятки, и тому подобное. То же самое и в отношении всех прочих мытарств.
Так душа проходит двадцать экзаменов на грехи.
В житии преподобного Василия Нового[3] блаженная Феодо́ра рассказывает о них в следующем порядке:
1. Празднословие и сквернословие
2. Ложь
3. Осуждение и клевета
4. Объедение и пьянство
5. Леность
6. Воровство
7. Сребролюбие и скупость
8. Лихоимство (взяточничество)
9. Неправда и тщеславие
10. Зависть
11. Гордость
12. Гнев
13. Злопамятство
14. Разбойничество (драки, избиения, убийство)
15. Колдовство (магия, оккультизм, спиритизм, гадания)
16. Блуд
17. Прелюбодеяние
18. Содомство
19. Идолослужение и ересь
20. Немилосердие и жестокосердие.
Все эти мытарства описаны в очень ярких, земных образах. Феодора видела там и чудовищ, и огненные озёра, и страшные лица, слышала ужасные крики, наблюдала мучения, которым подвергаются грешные души. Читая этот рассказ, невольно вспоминаешь мудрые слова ангела: «Земные вещи принимайздесь за самое слабое изображение небесных». Но всё это – лишь слабое подобие тех вполне духовных (и в этом смысле «небесных») состояний, которые переживает душа, не способная отвергнуть страсти. Поэтому Валаамский старец схиигумен Иоанн (Алексеев) писал: «Хоть и приняла Православная наша Церковь повествование о мытарствах Феодоры, но это видение частное, человеческое, а не Святое Писание. Больше углубляйся в святое Евангелие и Апостольские послания; вот в них, то есть в Святом Писании, каждое слово боговдохновенно»[4].
На основании повествования блаженной Феодоры созданы целые иконографические циклы. Возможно, многим попадались книжечки с картинками, изображающими различные истязания на мытарствах. Чего там только не увидишь – каким мучениям, каким пыткам подвергают бесы грешников! Фантазия у художников сильная, яркая, и картинки эти впечатляют. Но там всё не так.
Почему же так показано? Причина всё та же: нет возможности передать человеку характер тех страданий, которые ожидают душу, попиравшую совесть и правду. Как, например, объяснить, какое зло человеку от того же самого празднословия? И вот вам картинка: человек, подвешенный за язык. Конечно, это очень примитивно, но наглядно и понятно даже детям. И, по слову святителя Иоанна Златоуста, «говорится так для того, чтобы приблизить предмет к разумению людей более грубых»[5]. Именно на это и были ориентированы картинки мытарств.
[1] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 4. – СПб., 1905. С. 378.
[2] По древнегреческому мифу, провинившемуся царю Танталу боги определили вечно стоять по шею в воде под ветвями с прекрасными плодами. Но он не мог удовлетворить ни голода, ни жажды: как только он нагибался, чтобы пить, вода опускалась; когда поднимал руки, чтобы сорвать плод, ветви поднимались.
[3] См.: Настольная книга священнослужителя. Т.2. – М., 1978. С. 437-443.
[4] Иоанн (Алексеев), схиигум. Письма о духовной жизни. – Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2007. С. 334.
[5] Иоанн Златоуст, свт. Беседа на Пс.VI.2 // Творения. Т. V. Кн. 1. – СПб., 1899. С. 49.